Неточные совпадения
Андрей Иванович подумал, что это должен быть какой-нибудь любознательный ученый-профессор, который ездит по России затем, чтобы собирать какие-нибудь растения или даже предметы ископаемые. Он изъявил ему всякую готовность споспешествовать; предложил своих мастеров, колесников и кузнецов для поправки брички; просил расположиться у него как в собственном доме; усадил обходительного гостя в большие вольтеровские <кресла> и приготовился слушать его
рассказ, без сомнения, об ученых предметах и естественных.
Но в этот вечер они смотрели на него с вожделением, как смотрят любители вкусно поесть на редкое блюдо. Они слушали его
рассказ с таким безмолвным напряжением внимания, точно он столичный
профессор, который читает лекцию в глухом провинциальном городе обывателям, давно стосковавшимся о необыкновенном. В комнате было тесно, немножко жарко, в полумраке сидели согнувшись покорные люди, и было очень хорошо сознавать, что вчерашний день — уже история.
— Насчет жизни в тюрьме можно еще и не согласиться, — сказал князь, — я слышал один
рассказ человека, который просидел в тюрьме лет двенадцать; это был один из больных у моего
профессора и лечился.
Профессор дал ему рекомендацию в журнал «Развлечение», где его приняли и стали печатать его карикатуры, а потом
рассказы и повести под псевдонимом «Железная маска».
Однажды он показал
профессору свои рисунки и несколько тетрадок с написанными им
рассказами и сценками из рабочего быта.
Замечательность беседы сего Мрачковского, впрочем, наиболее всего заключалася для меня в
рассказе о некоем
профессоре Московского университета, получившем будто бы отставку за то, что на торжественном акте сказал: „Nunquam de republica desperandum“ в смысле „никогда не должно отчаиваться за государство“, но каким-то канцелярским мудрецом понято, что он якобы велел не отчаяваться в республике, то за сие и отставлен.
[Теперь это делается иначе, как я узнал от Н. П. В. (Н. П. В. — Здесь и в последующих случаях, вероятно, Николай Петрович Вагнер (1829–1901) — ученый-зоолог,
профессор Казанского и Петербургского университетов, автор известных «Повестей, сказок и
рассказов Кота-Мурлыки».): ящик имеет стеклянное дно и, обернув его, можно видеть испод бабочкиных крыльев.
Для меня ее
рассказ послужил основою всему моему исследованию;
профессор же придал этому
рассказу очень мало значения.
Сколько я помню по
рассказам студентов того времени, и в Москве и в Петербурге до конца 50-х годов было то же отсутствие общего духа. В Москве еще в 60-е годы студенты выносили то, что им
профессор Н.И.Крылов говорил „ты“ и язвил их на экзаменах своими семинарскими прибаутками до тех пор, пока нашелся один „восточный человек“ из армян, который крикнул ему...
О Дерпте, тамошних
профессорах и студентской жизни мы знали немного. Кое-какие случайные
рассказы и то, что осталось в памяти из повести графа Соллогуба „Аптекарша“. Смутно мы знали, что там совсем другие порядки, что существуют корпорации, что ученье идет не так, как в Казани и других русских университетских городах. Но и только.
Да и старший мой дядя — его брат, живший всегда при родителях, хоть и опустился впоследствии в провинциальной жизни, но для меня был источником неистощимых
рассказов о Московском университетском пансионе, где он кончил курс, о писателях и
профессорах того времени, об актерах казенных театров, о всем, что он прочел. Он был юморист и хороший актер-любитель, и в нем никогда не замирала связь со всем, что в тогдашнем обществе, начиная с 20-х годов, было самого развитого, даровитого и культурного.
Учитель словесности уже не так верил в мои таланты. В следующем учебном году я, не смущаясь, однако, приговором казанского
профессора, написал нечто вроде продолжения похождений моего героя, и в довольно обширных размерах. Место действия был опять Петербург, куда я не попадал до 1855 года. Все это было сочинено по разным повестям и очеркам, читанным в журналах, гораздо больше, чем по каким-нибудь устным
рассказам о столичной жизни.
В Богимове мы уже застали «готовых» дачников. Это были: В. А. Вагнер — впоследствии известный
профессор зоологии, живший там с женой и тетушкой, и семья тоже известного художника, академика А. А. Киселева, которая состояла из премилых детей-подростков, угощавших А. П. спектаклями из ими же инсценированных его
рассказов. Сам А. А. Киселев был в начале лета на этюдах на Кавказе, но вскоре возвратился в Богимово. Таким образом, в интеллигентной компании недостатка не было, и жизнь протекала далеко не скучно.